Снова у Ренессанса проблемы...

• Компания Hermitage Билла Браудера через американский суд добивается от «Ренессанс капитала» документов, связанных с хищением компаний у Hermitage и средств — у российского бюджета. Браудеру помогают бывшие генпрокуроры: в США — Джон Эшкрофт, а в России — Юрий Скуратов

Компания Hermitage Capital Management подала ходатайство в суд Южного округа Нью-Йорка, рассказал представляющий интересы Hermitage бывший генпрокурор США Джон Эшкрофт. Она хочет воспользоваться законами США, позволяющими добиться содействия суда в получении документов, имеющих «существенное значение для зарубежных гражданских и уголовных разбирательств».
Hermitage считает себя жертвой мошенничества, которое нанесло ей значительный ущерб и стоило $230 млн российскому бюджету. Сейчас в связи с этим мошенничеством в России расследуется два уголовных дела, а один из юристов, работавших на Hermitage, арестован. Компания просит американский суд обязать некоторых людей и компании предоставить документы и дать свидетельские показания, которые помогут выявить участников мошенничества и тех, кто получил выгоду от этого. В числе потенциальных респондентов в иске (есть в распоряжении «Ведомостей») указаны структуры «Ренессанс капитала», который назван «ключевым хранилищем доказательств».
Похожее дело
В 2007 г. три ООО — «Махаон», «Парфенион» и «Рилэнд» получили из бюджета возврат налога на прибыль на 5,4 млрд руб. Ранее этими компаниями управляли Hermitage Capital Management и HSBC Management, но осенью фирмы были перерегистрированы на казанскую компанию «Плутон». С октября по ноябрь 2007 г. «Махаон», «Парфенион» и «Рилэнд» проиграли однотипные дела в судах Петербурга, Москвы и Казани, по которым должны были компенсировать истцам упущенную выгоду на 30,7 млрд руб. Фирмы подали уточненную декларацию за 2006 г. с учетом возникших обязательств и получили возврат налога. В феврале 2008 г. Следственный комитет при прокуратуре (СКП) возбудил уголовное дело по заявлению гендиректора HSBC Management Пола Ренча о хищении «Махаона», «Парфениона» и «Рилэнда».
Среди юристов, представлявших эти компании в судах осенью 2007 г., был некий Андрей Павлов. Этот же юрист представлял интересы истцов в судах против компаний, связанных с «Ренессанс капиталом». «Финансовые инвестиции» и «Селен секьюритиз» обслуживали фонд «Ренессанса» Rengaz. Из баз данных арбитражных судов следует, что к этим двум фирмам в 2006 г. были предъявлены пять исков о компенсации упущенной выгоды. А уплаченные ими по итогам года налоги оказались на $106,5 млн меньше, чем было указано в отчетности Rengaz.
У Hermitage есть и другие основания добиваться информации от «Ренессанса».
В иске управляющей компании сказано, что в ноябре 2007 г. менее чем через сутки после того, как юрист Hermitage проинформировал российские власти о намерении подать иск в связи с хищением компаний у фонда, президент «Ренессанс капитала» Игорь Сагирян позвонил Браудеру и предложил встретиться с глазу на глаз, чтобы «решить проблему и возникшие трудности». Он предлагал помощь в ликвидации похищенных компаний, говорится в документе. Затем Браудеру звонил гендиректор «Ренессанса» Стивен Дженнингс и советовал прислушаться к предложениям Сагиряна.
Ждут запросов
«Сагирян не вел от имени “Ренессанса” переговоры с Браудером или Hermitage. Мы не можем комментировать дискуссии личного характера», — говорит представитель «Ренессанс капитала». Он подтвердил, что Дженнингс звонил Браудеру, но отказался обсуждать содержание разговора. Сам Сагирян, недавно перешедший из «Ренессанса» в «Тройку диалог», изложил «Ведомостям» свою версию. Юрист Браудера Джемисон Файерстоун попросил о встрече, которая состоялась в офисе «Ренессанса» в присутствии его юристов. Файерстоун просил о помощи, уверяет Сагирян. Но говорить о содержании беседы и дальнейших событиях он отказался. Файерстоун уверяет, что инициировал встречу в конце 2008 г., а впервые получил звонок от Сагиряна и встретился с ним еще в конце 2007 г.
«Hermitage полагает, что должностные лица или аффилированные лица и компании “Ренессанса” могут быть причастны к хищению компаний Hermitage, например, потому, что при хищении компаний использовались формы договоров, идентичные договорам, использованным Rengaz и ее “дочками”, а также потому, что в мошенничестве Rengaz и в краже компаний Hermitage участвовали одни и те же люди», — отмечает Сергей Соколов из Marks & Sokolov. Однако эти же признаки могут указывать на то, что «Ренессанс» стал жертвой подобного мошенничества, оговаривается представитель Hermitage.
Представитель «Ренессанс капитала» не стал обсуждать возможность предоставления информации до получения официальных запросов. Пока их, в том числе и от Hermitage, не поступало, отмечает он: «Про эти события [возврат средств из бюджета] мы узнали от журналистов и не имеем к ним никакого отношения. Мы готовы сотрудничать по данному вопросу с государственными органами». Представители налоговой службы и СКП комментарии не предоставили.
На стороне Hermitage сейчас работают два бывших генпрокурора. «Мы обратились к бывшему генпрокурору Юрию Скуратову и его адвокатскому бюро с просьбой проанализировать ситуацию и оказать помощь в выработке юридической позиции», — говорит представитель Hermitage. Сам Скуратов подтвердил «Ведомостям», что коллегия адвокатов работает в интересах Hermitage.

когда 2 волна?

Большинство российских компаний — должники. Металлурги, нефтяники, банкиры — до и уже во время кризиса набрали в долг миллиарды рублей. Теперь приходится отдавать, но многим платить просто нечем. Ждать ли мощную волну банкротств и кто рискует утонуть первым? Эти коровы и свиньи были колхозными, а стали банковскими. Ферма ушла кредитору за долги. Многочисленные хозяйства, стройки, лесопилки, комбайны, даже самолеты получили новые ярлыки — «непрофильные активы». Например, роскошный отель «Sungate Port Royal» принадлежал российской компании «Mirax Group». За долг в 150 миллионов евро отель стал владением турецкого банка. В России под управление кредиторов уже перешло добра на сумму в половину триллиона рублей. Передел имущества может быть масштабнее — долгов в России много. За ближайшие полгода компаниям предстоит вернуть больше 70 миллиардов долларов. Основные должники — это строители, авиаторы, энергетики. Те, кто заняты в машиностроении и обрабатывающей промышленности. Здесь в антилидерах — металлурги. Задолженность флагманов отрасли — десятки миллиардов долларов. «Я бы сказал, что наибольшая долговая нагрузка у Евраза и у Мечела, и на третьем месте, наверное, Северсталь», — считает руководитель управления сырьевых рынков и добывающих отраслей ВТБ-капитал Александр Пухаев. На практике долговая картина выглядит так. Не летят самолеты, например, у авиакомпаний «КД Авиа» и «Сибирь». Не работает в полную силу конвейер, например, у «Автоваза». Не течет масштабно металл, например, у «Северстали». Международные агентства без сантиментов понижают рейтинги. «Прогноз по все рейтингам у нас негативный. Это отражает вероятность понижения рейтинга до 30 процентов в ближайший год. Связано это с тем, что ситуация может и дальше ухудшиться в металлургическом рынке», — объясняет замдиректора «Корпоративные рейтинги» «Standart and Poors» Андрей Николаев. Что бывает, когда долг платежом не красен, узнала, например, и главная стройка столицы. Небоскребы Москва-Сити еще весной серьезно рисковали остаться недостроенными железобетонными скелетами. Но, тем не менее, инвесторы нашлись, в том числе помогло государство, и на стройке вновь зашевелись краны и замечены оранжевые спецовки рабочих. На финансовом рынке намечается оттепель, то есть инвесторы постепенно возвращаются. Это подтверждают многие аналитики. Центробанк обещает снижать ставку, а в банках появились деньги. «В банковской системе есть порядка 100 миллиардов долларов. Рублевая ликвидность в принципе неограниченна, если есть желание со стороны Центрального банка поддерживать банковскую систему», — рассказывает кредитный аналитик «Ренессанс Капитал» Петр Гришин. Если кредиторам пока на жизнь хватает, должники надеются решить наболевшие вопросы полюбовно. В частности «КАМАЗ» подписал мировое соглашение об отсрочке с поставщиками. «РУСАЛ» тоже заявляет, что в его жилах еще течет алюминиевая кровь. Компания задолжала 14 миллиардов долларов, но руководство обещает реструктурировать долги. «Почти год заняла подготовка программ реструктуризации, по снижению издержек. Мы находимся на финишной прямой. За 2 месяца мы решим вопрос с инвесторами, которые заинтересованы в долгосрочных поставках металла», — заявил гендиректор компании «РУСАЛ» Олег Дерипаска. Чем больше компания, тем меньше шанс, что банки ее бросят на произвол судьбы. Наиболее выгодные условия пересмотра долга кредиторы предлагают именно тем, чьи активы выше 500 миллионов рублей. «Долг, на самом деле, сейчас стал не таким критичным фактором, каким он был в начале года. Потому что компании все-таки крупные имеют международную известность, и банки идут им на встречу, тем более международные», — подчеркивает аналитик по металлургии БКС Олег Петропавловский. Более грустный сценарий ждет малый и средний бизнес. Отсрочку по кредиту, и тем более новое финансирование, могут получить немногие компании, признанные особо нужными. Такие, как в сельском хозяйстве. «Кредит дается до миллиона рублей, на 5 лет и 95 процентов ставки рефинансирования возмещается федеральным правительством. Достаточно выгодные, льготные условия. Но ты должен заниматься бизнесом», — объясняет председатель правления ОАО «Россельхозбанка» Юрий Трушин. В итоге, вторая волна кризиса, то есть массовый неплатеж, по мнению Минэкономразвития, либо отменяется, либо откладывается до начала следующего года. Большинство компаний, особенно крупных, найдут способ заплатить, а меньшинство — если станет жертвой мирового кризиса, статистику сильно не испортит

Последние минуты 10рублей

Бумажные десятки исчезнут из обращения – их заменят монеты нового образца. Это позволит ЦБ сэкономить около 18 млрд рублей за 10 лет. Дальнейшего увеличения номинала как монет, так и банкнот не будет. Монета в 50 рублей психологически обесценит рубль, а банкнота в 10 000 рублей просто не нужна, считают в ЦБ.
С 1 октября Центробанк вводит в обращение 10-рублевую монету нового образца. Она будет изготовлена из стали с гальваническим медным покрытием, это экономнее, чем существующая 10-рублевая монета из сплава. «В какой-то период в обращении будут находиться оба вида 10-рублевых монет и 10-рублевая банкнота, но со временем банкнота будет вытеснена», – сообщил первый зампред ЦБ Георгий Лунтовский.
Впрочем, вытеснение произойдет не за один год – сейчас бумажных десятирублевок в обращении в 3 раза больше, чем монет аналогичного номинала.
Благодаря замене бумажных 10 рублей на монеты ЦБ рассчитывает сэкономить около 18 млрд рублей за 10 лет. «В производстве монета дороже банкноты, но служит дольше», – объяснил Лунтовский. Бумажная 10-рублевка живет около года, а срок «жизни» монеты – около 30 лет.
Кроме того, новая монета почти на 2 г легче прежней – 5,63 г, что учитывает пожелания пользователей автоматов. Нынешние десятирублевые монетки автоматы не принимают.
«Да и в кошельках будет легче», – порадовался за простой народ зампред ЦБ.
ЦБ уже четыре года постепенно заменяет монеты из более дорогих сплавов на стальные – начали с 1 копейки и 5 копеек, и теперь очередь дошла до 10 рублей. Сейчас новые монеты из более дешевых материалов обходятся примерно в 2 раза дешевле старых. «Экономия могла бы быть больше, если бы не резкое снижение цен на металлы во время кризиса, – пояснил Лунтовский. – С выходом из кризиса, когда цены на металлы будут выше, чем на сталь, наша условная экономия будет больше».
Но вообще, печать монет – дело неприбыльное, признают в ЦБ.
Сейчас рентабельной является чеканка монет номиналом в 10 руб. и 5 руб., печать 2-рублевых монет «вышла на ноль». Выпуск всех остальных монет убыточен.
Лунтовский посетовал в очередной раз по поводу слишком убыточной чеканки 1 копейки и 5 копеек. ЦБ подготовил предложение о выводе их из обращения, «но пока ведутся дискуссии, и на сегодня решения не принято», сказал Лунтовский.
Копеечные монеты с изображением Георгия Победоносца (номиналом 1, 5, 10, 50 копеек) и рублевые монеты (1, 2, 5, 10 рублей) были введены в обращение с 1 января 1998 года, после деноминации. Самой мелкой банкнотой после деноминации была 5-рублевая с изображением Нижнего Новгорода, однако в 2001 году она начала замещаться монетами-пятачками, ветхие купюры изымались из оборота, и фактически за год произошло полное замещение. Ту же судьбу предстоит теперь повторить и бумажной десятирублевке.
Банкиры спокойно отнеслись к планам ЦБ. Замены счетно-денежных машин появление новых монет не потребует – машины и так настраиваются и по диаметру, и по толщине монеты, а тут даже не придется ничего менять. «Мы и сейчас работаем и с 10-рублевыми монетами, так что ничего не изменится», – говорит Наталья Крюкова, замдиректора департамента кассовых операций Промсвязьбанка. И хотя «клиенты больше любят работать с бумагой», признает она, но для банка монеты даже удобнее – «бумажные десятки очень быстро изнашиваются, рвутся, ветшают – банк вынужден их менять, монеты же будут ходить дольше».
К тому же доля десяток в банках невелика, основной оборот наличности приходится на купюры номиналом 500 и 1000 рублей.
При установлении минимального номинала экономисты исходят из его покупательной способности. С этой точки зрения в современной России выпуск 1 копейки действительно смысла не имеет – за одну советскую копейку можно было хоть коробок спичек купить. Зато за верхнюю границу для монеты берется $1 или 1 евро, сообщил Лунтовский. То есть чисто теоретически российской монете есть куда расти – если округлять номинал по курсу евро, то следующим уровнем могли бы стать 50 рублей.
«Но у нас в планах нет выпуска 50-рублевой монеты», – сразу предупредил Лунтовский.
Появление такой монеты нанесло бы психологический удар и воспринималось бы населением как отчеканенное в стали свидетельство обесценения национальной валюты. Поэтому, какой бы ни была инфляция, ЦБ не примется чеканить 50-рублевые монетки.
Не собирается ЦБ и увеличивать номинал банкнот – по-прежнему самой крупной купюрой останется 5-тысячная. И тут действует другая логика в поведении покупателей. «Социологические опросы показывают, что покупки до 8 тыс. рублей люди предпочитают оплачивать наличными, а от 8 500 рублей – дебетовыми или кредитными картами, – объяснил Лунтовский. – Поэтому 10-тысячная купюра не появится».

Печатать и печатать...

Председатель Федеральной резервной системы США Бен Бернанке сегодня познакомил законодателей с некоторыми планами по выводу в будущем из финансовой системы избыточной ликвидности, которая в долгосрочной перспективе может спровоцировать всплеск инфляции. При этом он заявил, что экономика пока еще слишком слаба, чтобы уже сейчас начинать ужесточение денежной политики.
Несмотря на некоторые улучшения в экономике и на финансовых рынках, ФРС будет еще длительное время держать базовую процентную ставку около нуля, заявил Бернанке (сейчас она на уровне 0-0,25%). По прогнозу ФРС, ВВП США в этом году сократится на 1-1,5%, а в 2010 г. вырастет на 2,1-3,3%. Безработица, находящаяся на 26-летнем максимуме в 9,5%, в конце этого года составит 9,8-10,1%.
«Ввиду значительной слабости экономики и ограниченного инфляционного давления денежная политика будет по-прежнему направлена на стимулирование восстановления экономики, — сказал Бернанке, выступая в комитете по финансовым услугам палаты представителей конгресса. — Однако мы считаем: важно заверить общественность и рынки в том, что чрезвычайные меры, предпринятые для борьбы с финансовым кризисом и рецессией, могут быть аккуратно и вовремя отменены по мере необходимости, чтобы избежать риска спровоцировать инфляцию в будущем».
Масштабы поддержки в рамках некоторых механизмов поддержания ликвидности сокращаются естественным путем, сказал Бернанке. Например, совокупный объем кредитов, которые ФРС выдала банкам, сократился с $1,5 трлн в конце 2008 г. до менее $600 млн, благодаря улучшению ситуации на рынках, где финансовые институты теперь могут кредитоваться дешевле.
Среди мер, которые могут быть применены для вывода ликвидности, Беранке называет способность своего ведомства платить проценты по остаткам на счетах банков в ФРС: если платить больше, вырастут и рыночные процентные ставки. Кроме того, ФРС может проводить сделки репо, продавая ценные бумаги из своего портфеля на рынке с условием выкупить их обратно в будущем. При необходимости ФРС также может напрямую начать продажу долгосрочных облигаций на рынке.
Чтобы удержать долгосрочные ставки на низком уровне, ФРС ранее объявила о покупке казначейских облигаций на $300 млрд. Кроме того, Центробанк покупает ипотечные облигации, чтобы поддержать рынок ипотечного кредитования и недвижимости.

Слишком добрая компания или ощутимая потеря Инвестторгбанка

Федеральная служба по финансовым рынкам (ФСФР) аннулировала лицензию по управлению инвестиционными и негосударственными пенсионными фондами «ИТБ финанс», говорится в сообщении службы. Основанием для аннулирования лицензии стала выплата дохода по инвестиционному паю обществом без предварительного согласия специализированного депозитария. «Впервые слышу о подобном нарушении, уж больно оно очевидное», — говорит сотрудник одного спецдепозитария.
Компания управляет только фондами недвижимости и претензии ФСФР касались фонда «Серпуховский», поясняет гендиректор компании Павел Зюбин. По правилам этого фонда выплаты пайщикам производятся ежеквартально — первого числа первого месяца следующего квартала. И получилось, что 30 июня компания не могла рассчитаться с пайщиками. Но с 1 июля она также не могла этого сделать — срок действия фонда согласно его правилам истек 30 июня. И после этого срока его счета должны блокироваться.
В мае компания направила на регистрацию в ФСФР новые правила фонда «Серпуховский», предусматривающие выплаты в июле. Но служба их не зарегистрировала. В результате компания оказалась перед выбором: пойти на формальные нарушения либо заморозить средства пайщиков. «При выборе между буквой и духом закона выбор был сделан в пользу пайщиков», — настаивает Зюбин, для которого известие о решении ФСФР стало неожиданным. У «ИТБ финанс» под управлением три ЗПИФа недвижимости, причем срок действия двух из них, «Серпуховского» и «Ивановского», истек. Отзыв лицензии затруднит их ликвидацию и увеличит срок возврата денег пайщикам, сказал Зюбин.
Если бы компания не расплатилась с пайщиками, то потом расчеты с ними шли бы уже в рамках ликвидации фонда, а там иная очередность выплат, уточняет сотрудник спецдепозитария. Получить комментарии ФСФР не удалось.

Краткая справка:
Управляющая компания ИТБ ФИНАНС специализируется на управлении паевыми инвестиционными фондами недвижимости. ПИФы недвижимости представляют собой форму участия в строительных проектах, а также в доходах от аренды коммерческой недвижимости через покупку ценной бумаги. Мы опираемся на партнерские отношения с профессиональными застройщиками в разных регионах страны. На основе инвестиционных контрактов с застройщиками мы создаем свои продукты – инвестиционные фонды недвижимости. Задача Управляющей компании сделать инвестиции в недвижимость понятными и привычными для инвесторов финансового рынка.
ИТБ ФИНАНС входит в Группу компаний ИТБ, основу которой составляет АКБ «Инвестиционный торговый банк»
На данном сайте Вы сможете получить подробную информацию не только о продуктах нашей компании, но и о рынке недвижимости в России, сути инвестирования через ПИФ, а так же о практике финансовых инвестиций в недвижимость в других странах.

НИКАКОЙ ИНФОРМАЦИИ ОБ ОТЗЫВЕ ЛИЦЕНЗИИ НА САЙТЕ КОМПАНИИ НА 12-00 20 ИЮЛЯ 2009 ГОДА НЕ СОДЕРЖАЛОСЬ.

Вторая волна уже скоро

Точка зрения: президент УК «Тройка Диалог» Павел Теплухин назначил дату второй волны кризиса — осень 2009 года. Правда, она грозит только банкам

В последнее время разговоры о второй волне кризиса немного поутихли. Ею больше не пугают ни банкиров, ни бизнесменов, ни простых граждан. Причиной тому, возможно, стал рост цен на нефть, а также гигантские объемы государственной помощи, выделенные банковской системе. Но сохранились еще и пессимисты.

Президент УК «Тройка Диалог» Павел Теплухин назначил чуть ли не точную дату, когда следует ожидать нового витка проблем. Впрочем, он успокоил бизнес, заверив, что серьезные неприятности возникнут только у банков. Компаниям и простым гражданам ничего не грозит: острая проблема последних месяцев (нет кредитов реальному сектору) окажется спасением. Как заявил Павел Теплухин, вторая волна кризиса в России придется на октябрь-ноябрь этого года. И ее примет на себя только банковский сектор. Как же обосновал эксперт свое мнение? Все достаточно просто и логично. 90% выплат по кредитам, выданным накануне финансового кризиса российскими банками, придется на период середины октября — середины ноября, поскольку в среднем кредит выдавался сроком на год.

«Предприятия не смогут расплатиться. В результате произойдет бухгалтерская операция под названием «вторая волна», — уверен П.Теплухин. Поэтому банки должны будут либо списать просроченную задолженность, либо перевести ее в разряд проблемных кредитов, что приведет к резкому уменьшению средств у российских банков. Подобные проблемы — не новинка в мировой практике. Например, точно так же случилось в США.

«Американцы с этим справились, изменив правила бухгалтерских операций, в России этого пока нет, поэтому грядет вторая волна», — подчеркнул П.Теплухин. Что касается предприятий и простых граждан, то, по мнению эксперта, на них вторая волна в целом отразиться не должна.

«Как мы помним, банки не кредитуют промышленность уже 9 месяцев, и ничего — живем», — сказал он. Что касается просроченной задолженности, которой все кому не лень пугают с каждой трибуны, то, по мнению П.Теплухина, в сегодняшней экономике наличие у банка этой проблемы не является отклонением от нормы.

«У нас большинство кредитов проблемные. Может быть, стоит сказать, что исключением являются не проблемные кредиты», — сказал он. Прогнозы президента УК «Тройка Диалог» выбиваются из общего позитива, которым в последнее время потчуют нас главные банкиры и финансисты страны. Напомним, глава ЦБ Сергей Игнатьев заявлял, что вероятность второй волны кризиса, в том числе и в банковском секторе, ничтожна, и может произойти «только под влиянием очень сильного внешнего шока». Известный пессимист, министр финансов Алексей Кудрин тоже перестал бояться нового витка кризиса, заявив, что хоть рост просроченной задолженности в банковском секторе и неизбежен, но он не вызовет углубления кризиса, так как банки спасет поддержка государства. Что касается главы Агентства по страхованию вкладов (АСВ) Александра Турбанова, то тот высказался по поводу второй волны очень расплывчато, так что с уверенностью нельзя сказать, ждет он ее или нет.

«Вторая волна вполне вероятна, но не является неизбежной, хотя исключать ее нельзя», — заявил А.Турбанов на недавнем Банковском форме в Санкт-Петербурге. Причиной второй волны, по мнению главы АСВ, мог бы стать рост неплатежей предприятий, остановка промышленного производства, что, в свою очередь, приведет к росту просроченной задолженности. Кому верить? Оптимистам или пессимистам? Возможно, лучше слушать последних и готовиться к худшему, чтобы потом, если оно не произойдет, порадоваться этому факту. Жить надо по средствам Не упустил случая президент УК «Тройка Диалог» Павел Теплухин и дать ценные указания по поводу борьбы с кризисом. Он отметил, что единственной возможностью борьбы с кризисом является составление сбалансированного бюджета, где расходы будут сокращаться соответственно уменьшению доходов.

«Надо вспомнить, что при цене на нефть в $60 за баррель в 2003—2004 годах, мы весьма неплохо жили, только был другой уровень потребления, другой уровень расходов госбюджета», — сказал он.

«Может быть, начать уже сокращать расходы госбюджета, приватизировать часть госимущества, которую можно приватизировать, дать возможность потребителям, готовым платить, подключаться к газу и электричеству?», — задает вопрос П.Теплухин.

«Единственная возможность бороться со второй волной — сокращать расходы, балансировать бюджет. С 2003 года бюджетные непроцентные расходы выросли на 30—40%, и, может быть, нам сейчас стоит вернуться к прежнему уровню», — подчеркнул он. Так что умерьте аппетиты, господа. Ведь и вправду лет пять назад нынешние цены на нефть считались очень высокими и ни о каком бюджетном дефиците речи не шло.

О том, как зарабатывал на размещении валюты ИНГ Банк (Евразия)

О том, как зарабатывал на размещении валюты ИНГ Банк (Евразия), в интервью рассказал гендиректор российской «дочки» глобального ING АЛЕКСАНДР ПИСАРУК.

— На текущий момент значение норматива достаточности капитала ИНГ Банка (Евразия) в районе 30% — аномально высокое для той кризисной ситуации, в которой находится российский банковский сектор. Почему в то время, как у всех банков из-за роста плохих долгов достаточность капитала снижается, у вас этот показатель стабильно растет с конца прошлого года? Вряд ли ваши заемщики настолько особенные, что их платежеспособность в кризис повышается…

— Такое значение норматива достаточности капитала было у нас не всегда. Например, в октябре 2008 года, в разгар острой фазы финансового кризиса в России, из-за особенностей российского бухучета значение этого показателя приблизилось к критическому для участия в системе страхования вкладов. Дело в том, что российские правила учета не позволяют учитывать положительную валютную переоценку по форвардным контрактам в составе отчета о прибылях и убытках до наступления даты их исполнения. Это привело к снижению нормативного капитала и необходимости его увеличения. Мы очень активно обсуждали эту проблему с ЦБ и предлагали привести российские стандарты бухгалтерского учета в соответствие с международными стандартами. У Банка России по этому поводу есть четкая позиция, обусловленная возможными рисками, связанными с тем, что ряд контрагентов в условиях финансового кризиса могут не выполнить своих обязательств по подобным контрактам.

— И вы вынуждены были запросить поддержку у головной компании?

— Да, в итоге в ноябре мы все же были вынуждены попросить у головной компании около €100 млн, чтобы вывести показатели прибыльности на должный уровень. В первом квартале и последующие месяцы форвардные контракты стали, как мы и ожидали, реализовываться. В результате на сегодняшний день уровень достаточности капитала у нас существенно выше нормы.

— Но подобный избыток капитала считается показателем неэффективности ведения бизнеса как по российским, так и по международным стандартам…

— Я согласен, но ситуация была создана в некотором роде искусственно, зато теперь у нас существует буфер для возможного дальнейшего увеличения резервов по проблемным кредитам, а также расширения бизнеса в среднесрочной перспективе.

— А что, по итогам первых месяцев 2009 года есть основания прогнозировать необходимость увеличения резервов в дальнейшем?

— У нас достаточно большой кредитный портфель — по состоянию на 1 июня 2009 года 32,9 млрд руб. Кризис вызвал рост уровня как кредитных, так и рыночных рисков, что, соответственно, повлияло на качество портфеля. Естественно, произошло как существенное увеличение уровня резервов по кредитному портфелю, так и негативные изменения в рыночной стоимости облигаций. Резервы по кредитному портфелю увеличились с 0,5 млрд. руб. на 1 августа 2008 года до 3,2 млрд руб. на 1 июня 2009-го. Отрицательная переоценка портфеля ценных бумаг изменилась с 0,5 млрд руб. на 1 августа 2008 года до 0,3 млрд руб. на 1июня 2009-го. Это связано с временным лагом между пиком финансового кризиса, который пришелся на сентябрь—ноябрь, и началом периода влияния этого кризиса на реальный сектор экономики. На текущий момент, если исходить из 100-процентного покрытия просрочки, уровень страховых резервов по кредитному портфелю у нас чуть более 10%.

— Насколько серьезным будет дальнейшее увеличение резервов, по вашим ожиданиям?

— Думаю, в нашем случае резервы быстрыми темпами расти не будут в силу того, что мы работаем с достаточно ограниченным количеством корпоративных клиентов. Это крупнейшие компании, финансовое состояние которых в целом лучше, чем в среднем по системе. Поэтому у нас все резервы, которые мы хотели создать, в той или иной степени уже созданы. В отношении создания резервов мы очень консервативный банк и предпочитаем очень жестко подходить к этому вопросу. Когда категория кредита начинает ухудшаться, мы сразу создаем резерв.

— Подразумевает ли консервативная кредитная политика банка отказ от послаблений по резервированию, которые регулятор дал банкам в конце прошлого года? Я имею в виду возможность до поры не начислять резервы по реструктурированным ссудам и ссудам с небольшой просрочкой, а также возможность перенести бумаги из торгового в инвестиционный портфель с целью оценивать их стоимость по докризисным меркам?

— Мы не пользуемся этими послаблениями. Мое личное убеждение: в кризис лучше быть консервативным.

— Вы сохраняете консервативный настрой до конца года?

— Сегодня сложно что-то прогнозировать, однако мы ожидаем к концу года позитивную динамику на рынке ценных бумаг и, в частности, на рынке облигаций. В результате часть резервов, заложенных под обесценение ценных бумаг в прошлом году, к нам вернется. На рынке акций у нас нет торговых позиций как таковых, мы совершаем только брокерские операции в интересах клиентов. Так было и до кризиса.

— Ваш прогноз по восстановлению резервов по кредитам до конца года так же оптимистичен, как и по ценным бумагам?

— Не думаю. В кризис мы стали более жестко управлять рисками.

— Что значит «более жестко»? То есть с такими клиентами, как Олег Дерипаска, вы сейчас бы не стали работать?

— Мне не хотелось бы комментировать конкретных клиентов. Естественно, кредитная экспансия в период самого жесткого кризиса за последние десятилетия — это не самая лучшая стратегия. Но у нас нет существенного пересмотра лимитов в сторону понижения для каких-то конкретных клиентов. Да, естественно, мы стали выдавать меньше новых кредитов. Это факт, который надо признать. Естественно, мы не старались и не стараемся кредитовать клиентов, финансовое состояние которых вызывает у нас серьезные опасения. Но при этом мы продолжаем поддерживать наших ключевых клиентов, с которыми работали в последние годы.

— Среди ваших ключевых клиентов нет тех, чье финансовое состояние вызывает у вас серьезное опасение?

— Безусловно, есть. Однако мы продолжаем их поддерживать и искать компромиссные решения, выгодные обеим сторонам. Например, мы стараемся участвовать в процессе реструктуризации — участвуем в переговорах с клиентами, координируем работу с другими банками.

— Таких клиентов много?

— На протяжении многих лет мы фокусировались на работу с верхним клиентским сегментом — с крупнейшими российскими компаниями, поэтому количество таких клиентов очень незначительное.

— Были случаи, когда вы отказывали клиенту в пролонгации или реструктуризации кредитов или привлечении лимитов?

— У нас практически не было случаев, когда мы занимали неконструктивную позицию в процессе переговоров о реструктуризации кредитов.

— Иногда отказ клиенту тоже выглядит конструктивным, все зависит от клиента…

— Это специфика, нюансы переговоров. В каждом конкретном случае все очень сильно зависит от конкретного заемщика, условий кредита, позиций других банков-кредиторов. Здесь нет унифицированного подхода.

— Были ли у вас случаи, когда по вашей инициативе отношения с клиентами расторгались?

— Нет.

— Насколько кризис изменил спектр услуг, которые банк оказывает своим клиентам в особенности по инвестбанковскому направлению?

— Да, кризис внес свои коррективы. В сентябре сделки по организации синдицированных кредитов полностью исчезли и превратились в клубные или двусторонние. Объем таких сделок также несколько снизился. Я не готов сейчас назвать цифры, но это снижение не было критичным.

— На чем сейчас строится ваш инвестиционно-банковский бизнес?

— Этот бизнес состоит из трех подразделений. Первое — это управление корпоративных финансов, которое занимается предоставлением консультационных услуг по сделкам слияния и поглощения и организацией привлечения акционерного капитала. Второе — это подразделение, которое осуществляет операции с акциями по поручению клиентов. Третье — это подразделение финансовых рынков, которое занимается облигациями и инструментами с фиксированной доходностью.

— Сейчас основную прибыль приносит третье подразделение?

— Надо сказать, что подразделение по работе с инструментами с фиксированной доходностью всегда зарабатывало больше. Оно и сегодня продолжает зарабатывать больше остальных. Естественно, у нас снизились доходы подразделений, связанных с рынком акций, поскольку исчезли сделки по привлечению акционерного капитала, существенно снизились доходы брокерского подразделения. Сокращение объемов торгов и общее снижение цен на рынке акций повлияло и на доходы от депозитарной деятельности.

— А сделки M&A?

— У нас есть несколько мандатов, над которыми мы сейчас работаем и рассчитываем эти сделки закрыть.

— Это, вероятно, сделки по реструктуризации проблемных активов?

— Это вполне классические сделки M&A.

— Клиенты из каких секторов сейчас проводят сделки M&A?

— По условиям контрактов я не могу называть клиентов или сектор. В ближайшие месяцы вы услышите об этих сделках.

— Есть ли в этом году вероятность увидеть ваши собственные сделки с головной компанией по получению от нее финансирования? В первом квартале текущего года убытки глобального ING составили около €800 млн, а сам банк получил господдержку от европейского регулятора. Насколько это снизило возможности головной компании вашего банка по поддержке российского бизнеса?

— Не стоит преувеличивать проблемы материнской структуры. Действительно, убыток в первом квартале составил €793 млн, но это существенно меньше, нежели убыток в четвертом квартале прошлого года. Поквартальная динамика показателей банка является позитивной и показывает, что группа ING постепенно выходит из кризиса. А банковское подразделение группы ING показало по результатам первого квартала прибыль в размере €519 млн. Что касается ИНГ Банка (Евразия), мы получили €260 млн от материнского банка на увеличение капитала: €100 млн в ноябре и €160 млн в течение первых девяти месяцев 2008 года. Материнская структура нас фондировала и будет фондировать, так как Россия для ING — ключевой рынок.

— Как вы считаете, понадобятся ли банку в этом году средства головной компании?

— Сейчас необходимость в фондировании даже снизилась. Традиционно мы занимали деньги в материнской структуре, своповали валюту в рубли и фондировали наш кредитный портфель. В кризис эта схема стала неоправданно дорогой. Если бы мы сейчас кредитовали клиентов по такой схеме, это привело бы к существенному увеличению стоимости кредитов для наших клиентов. Поэтому в текущей ситуации большее значение приобретают местные внутрироссийские источники фондирования. Например, с октября по март мы активно пользовались беззалоговыми кредитами Банка России. Это позволяло нам обеспечивать нашим заемщикам приемлемую стоимость кредитования. Кроме того, начиная с сентября прошлого года мы зафиксировали рост ликвидности — остатки на счетах клиентов в банке и депозиты клиентов существенно выросли. Наша потребность в ресурсах от материнской компании стала меньше. По моим оценкам, в 2009 году мы в значительной степени будем обходиться местными ресурсами — то есть собственным капиталом и, естественно, средствами, привлеченными у местных клиентов.

— Ситуация с фондированием на российском рынке у вашего банка выглядит просто уникальной. У всех снизились остатки на клиентских счетах, а у вас они выросли…

— Да, в сентябре—октябре прошлого года мы зафиксировали рост ликвидности. Остатки на счетах и депозиты корпоративных клиентов, прежде всего в твердой валюте, очень сильно выросли. Операции с физическими лицами у нас очень ограниченные.

— И как вы распорядились средствами, поступившими в результате столь мощного наплыва ликвидности? Разместили в иностранные активы?

— Естественно, у нас выросли иностранные активы, прежде всего остатки на счетах в глобальном казначействе материнского банка. Разместить эти средства на местном рынке осенью было абсолютно невозможно. А все основные игроки на межбанке были в одном и том же положении — никому не нужны были «короткие» доллары или евро, потому что у всех их было более чем достаточно.

— Теперь валютные депозиты в ЦБ есть!

— Поэтому мы открыли счета и храним на них свободные валютные средства.

— Зачем? Это же беспроцентные счета… Вы ничего не зарабатываете на таких инвестициях…

— Это управление иностранными активами. У нас есть рекомендации ЦБ, и мы их соблюдаем. До того как в декабре ЦБ разрешил банкам открывать счета в долларах и евро, нам приходилось уговаривать клиентов не размещать депозиты в твердой валюте. Мы устанавливали практически нулевые ставки по депозитам, иногда просили просто не размещать, потому что использовать эти средства было просто некуда. Это цена того, что нам приходилось оставаться в пределах лимита по иностранным активам.

— И сейчас вы размещаете в ЦБ ровно столько, сколько позволяют вам соблюдать рекомендации ЦБ по иностранным активам?

— Объем иностранных активов у нас намного меньше того лимита, который на сегодня установил ЦБ.

— Как на ваше открытие счетов в ЦБ отреагировали клиенты и материнская структура?

— С пониманием. Ведь в октябре, когда эта тема активно обсуждалась, произошла подмена понятий, иностранные банки обвиняли в способствовании вывода капитала. Между тем ни о каком выводе капитала речь не шла, о чем мы неоднократно сообщали регулятору. Зато теперь проблемы в принципе не существует.

— Изменилась ли в кризис ваша кадровая и зарплатная политика? Сколько сотрудников вы сократили либо урезали им вознаграждение в прошлом году? Каких перемен ожидаете в году текущем?

— В первом полугодии прошлого года численность сотрудников у нас сильно выросла. Это было связано с тем, что во всех основных подразделениях у нас отмечался рост. Кризис внес свои коррективы в наши планы. Во второй половине года у нас произошло сокращение персонала в пределах 5% от годового пика. Планов по дальнейшему сокращению персонала на сегодняшний день у нас нет. Зарплатная политика не поменялась, однако бонусы по итогам прошлого года снизились по сравнению с предыдущим.

— Насколько серьезной вы считаете тенденцию к сворачиванию бизнеса в России «дочками» иностранных банков? В частности, об этом заявили «дочка» банка Santander, «дочка» IPF Bank… В 1998 году и сам ING сокращал присутствие в России. Какова ваша сегодняшняя тактика переживания кризиса в России?

— В 1998 году ING не ушел из России. Тогда сократили 20% персонала, но все основные стратегические продукты остались. Если говорить о текущей ситуации, планов по сворачиванию, сокращению банковского бизнеса ING в России не существует. ING действительно заявлял, что рассматривает возможность выхода из 10–15 бизнесов на протяжении нескольких лет. Однако ING позиционирует себя как европейский коммерческий банк, где ключевыми регионами являются страны Бенилюкс и Центральная и Восточная Европа. Россия является крупнейшей страной Центральной и Восточной Европы и важным рынком для банковского бизнеса ING

— Украина тоже входит в Восточную Европу, однако ключевым рынком ее не сочли…

— Там закрыли только розничный бизнес, который начали разворачивать буквально за год до того, как наступил реальный кризис. Просто не хватило времени его развернуть. А ING Wholesale Banking функционирует там в полном объеме.

— Равно как и в России — развить сеть?

— Определенные планы по развитию сети у нас были, но кризис внес свои коррективы. На сегодняшний день таких планов нет.

— Сохраняя присутствие в России, вы рассчитываете усилить свои позиции, сыграв на ослаблении конкурентов?

— Не в наших правилах комментировать отдельных конкурентов. Я не ожидаю существенного исхода иностранных банков из России, но не исключаю, что некоторые банки сократят присутствие в определенных сегментах. Вопрос в том, насколько нам будут интересны освободившиеся ниши. Впрочем, радикальной смены лидеров рынка я не ожидаю. Разница между кризисом 11-летней давности и сегодняшними событиями в том, что тогда в России было плохо, а везде было хорошо. На этот раз, на мой взгляд, Россия будет в числе стран, которые восстановятся после кризиса быстрее других.

Доллар рухнет в августе

Владимир Милов и Борис Кагарлицкий в гостях у Михаила Соколова обсуждают тему: Россия на саммите "восьмерки"-2009

Владимр Милов, Борис Кагарлицкий и Михаил Сколов в студии Радио Свобода
09.07.2009 20:00

Михаил Соколов: В Московской студии Радио Свобода - директор Института глобализации и социальных движений Борис Кагарлицкий, регулярный участник антиглобалистских мероприятий, и президент Института энергетической политики, член бюро Движения «Солидарность», то есть либерал, Владимир Милов.
И мы начнем разговор о том, что происходит вокруг саммита «Восьмерки» 2009 года. И наверное, не только об этом поговорим. Давайте сначала определимся, как говорится, с терминами. Что такое для вас «Восьмерка»? Это что, прообраз мирового правительства или просто мы видим реалити-шоу по подписанию документов, которые, конечно, интересны, но обычно не выполняются? И начнем со скептиков. Борис Кагарлицкий, пожалуйста.

Владимир Милов и Борис Кагарлицкий в студии Радио Свобода (видео)

Борис Кагарлицкий: Я думаю, что на определенном этапе задумывалось это действительно как прообраз, ну, если не мирового правительства, скорее, мирового политбюро. Собственно, именно так это и трактовалось критиками подобного рода мероприятий. Другой вопрос, что из этого получилось. На мой взгляд, на сегодняшний день не получилось, по большому счету, уже ничего. То есть это действительно просто большой саммит на высшем уровне, который становится, с одной стороны, регулярным, а с другой стороны, ритуально-бессмысленным. И на сегодняшний день, мне кажется, это, скорее, шоу без особого политического и экономического значения. Что, кстати, отчасти отражается и на том, что интенсивность и драматизм протестов, которые сопровождают подобного рода мероприятия, тоже снижаются.

Владимир Милов: Действительно, это в какое-то время задумывалось как узкий клуб наиболее развитых стран мира с претензиями на участие серьезное в мировом управлении. Но сейчас, мне кажется, формат «Восьмерки» становится все более размытым. Они явно мечутся в связи с тем, что появилось гораздо больше, ну, если не развитых, то, по крайней мере, очень экономически мощных стран, мнения которых нельзя не учитывать. Вот есть формат, например, «G8 плюс 5», где еще участвуют Мексика, Бразилия, Индия, Китай и Южная Африка.

Михаил Соколов: А еще «Двадцатка».

Владимир Милов: Да. То есть явно идет поиск нового формата, потому что конфигурация изменилась с тех пор, когда развитых стран в мире было немного.

Михаил Соколов: Хотя развитых демократических стран много больше не стало.
Давайте по итогам первого дня тоже посмотрим. Одобрено заявление об изменениях климата, о том, чтобы многократно снизить выбросы в атмосферу до 2050 года – на 80%, чтобы не допустить потепления атмосферы более чем на 2 градуса Цельсия в течение ближайших 40 лет. И сразу же к этому решению (или рекомендации) возникают довольно любопытные комментарии. Например, господин Дворкович, советник президента России, тут же сказал, что «цифра в 80% для нас неприемлема или, скорее, недостижима, потому что нельзя жертвовать экономическим ростом». А Китай вообще отказался присоединиться. Ну, руководитель Китая сейчас отсутствует в связи с волнениями в Синьцзяне. Но, тем не менее, устами министра иностранных дел было сказано, что при снижении выбросов парниковых газов необходимо учитывать разные подходы в решении этого вопроса для развитых и развивающихся стран. А между прочим, Китай по выбросам то ли на втором, то ли на третьем месте, по разным методикам.
Что вы думаете об этих судьбоносных для мира, вроде бы, решениях?

Владимир Милов: Ну, выбросы, конечно, надо сокращать. И я здесь не отношусь к «киотоскептикам», кто говорит, что...

Михаил Соколов: Не Илларионов.

Владимир МиловВладимир Милов: Нет, конечно. Большинство климатологов мира считают, что деятельность человека и выбросы парниковых газов влияют на изменение климата. И эти изменения, действительно, приобретают какой-то угрожающий характер. И конечно, с этим надо бороться. И вот «Восьмерка», как надстройка, прообраз мирового правительства, уже давно пытается с этим что-то сделать. Мне не кажется, что установление количественных целей – это лучший путь. Я думаю, что уже много опыта по поводу того, как пытались правительства и наднациональные органы такие цели ставить, и они каждый раз не соблюдались. Не очень понятны механизмы их соблюдения.
Но я не согласен ни с Дворковичем, ни с Андреем Илларионовым, ни с китайцами, - с теми, кто говорит, что снижать выбросы не нужно, что это вредит экономическому развитию. Нам придется что-то с климатом делать. Здесь единственная проблема: примерно половина мировых выбросов парниковых газов приходится всего на две страны – это США и Китай. Ключик у них в руках.

Михаил Соколов: Ну и Россия тоже в «тройке».

Владимир Милов: Ну, Россия по своим масштабам, конечно, несопоставима ни с теми, ни с другими. Поэтому вопрос в том, если США с Китаем будут что-то делать на эту тему, - а Китай до сих пор отказывается брать на себя серьезные обязательства по сокращению выбросов, США отказывались при Буше, но вот сейчас есть надежда на изменения с приходом президента Обамы, - если эти две страны будут что-то делать, то эта проблема, наверное, решаема. А если США с Китаем каких-то конкретных обязательств на себя не примут, то можно забыть о борьбе за сокращение выбросов парниковых газов. Я думаю, здесь все просто.

Михаил Соколов: Борис Кагарлицкий, ваш левый взгляд на проблему.

Борис Кагарлицкий: Начнем с того, что тезис Дворковича и Илларионова абсолютно абсурден с точки зрения экономической истории. Потому что как раз именно борьба с выбросами парниковых газов может стать мощнейшим двигателем экономического роста. А что это значит? Значит, нужно менять технологии, нужно новое оборудование ставить, значит, это новое оборудование нужно производить...

Михаил Соколов: Ну, придумать сначала.

Борис КагарлицкийБорис Кагарлицкий: Нет, очень большая часть этого оборудования имеется уже в наличии. Я вам больше скажу. Дело в том, что, например, Соединенные Штаты ведь являются страшным, чудовищным загрязнителем, кстати, как и Китай, не только потому, что у них такая большая экономика. Дело в том, что на единицу конечной продукции выбросы парниковых газов в США существенно выше, чем в Западной Европе. То есть если просто США целенаправленно перейдут на западноевропейские технологии...

Михаил Соколов: А как же они сядут на маленькие автомобили? Непривычно.

Борис Кагарлицкий: Ну, необязательно. Это и производственные технологии, кстати. И я говорю, что не нужно придумывать то, что уже есть. Если просто США перейдут на европейские энергосберегающие технологии, на европейский тип потребления, то одним этим они очень резко понизят выбросы в глобальном масштабе. Так что все это вполне в переделах достижимого.

Михаил Соколов: И я к Владимиру обращусь, как к специалисту в области энергетики. Я хочу, чтобы он прокомментировал мнение «Greenpeace». Вот они уже высказались по этому поводу, что необходимо отказаться от строительства новых ГЭС, атомных станций, отказаться от разработки новых газовых месторождений на Арктическом шельфе и перенаправить вложенные инвестиции на развитие энергоэффективных технологий в промышленности, ЖКХ, газовом секторе. Почему-то ГЭС, но они не очень вредные, если много не затапливать.

Владимир Милов: Я-то немножко необычный эксперт в области энергетики. Я активно выступаю за защиту окружающей среды. А таких людей среди специалистов в энергетической сфере немного. Обычно они, наоборот, отстаивают интересы нефтегазовых, угольных и прочих компаний. Я, действительно, считаю, что нужно отказаться от строительства атомных и крупных гидроэлектростанций. Это, во-первых, экономически неэффективно, это очень дорого с точки зрения капитальных затрат. То есть по сравнению даже с современными технологиями выработки энергии на газовых и угольных станциях, атомные и крупные гидростанции – это, конечно, позавчерашний день и это просто запредельная капитальная стоимость. И кроме того, косвенные потери общества, связанные с экологическими последствиями строительства АЭС и крупных ГЭС, конечно, огромные. И мы уже с опытом развития этих типов энергетики наелись этих последствий.
Конечно, надо искать более современные решения, строить современные газовые станции, развивать альтернативные источники энергии. Кстати, те самые технологии современные, о которых говорил Борис. Кстати, многие альтернативные источники энергии сегодня по стоимости уже абсолютно конкурентны с теми же АЭС и крупными ГЭС. Так что надо двигаться в этом направлении.

Михаил Соколов: А второй день саммита «Большой Восьмерки» в Аквиле проходил в расширенном формате «8 + 5»: добавились к Италии, Франции, США, Великобритании, России, Канаде, Японии и Германии Бразилия, Индия, Китай, Мексика и Южно-Африканская Республика, а также Египет. Обсуждались пути выхода из глобального кризиса. Вот это очень интересно, потому что пути выхода, похоже, какие-то все-таки сильно разные в мире. Вот я посмотрел комментарии сегодняшние. И те, кто следил за ситуацией, они говорят: «Вот как согласовать интересы? Германия ведет одну политику, урезает бюджетные траты, а Соединенные Штаты, Британия, Япония, наоборот, разогревают экономику, дефицит бюджета Соединенных Штатов будет колоссальным – больше триллиона долларов. Вообще непонятно, как Россия действует. С одной стороны, сокращает траты, с другой стороны, деньги вбрасывает точечно во всякие олигархические структуры». Вот как эти интересы согласовать? И можно ли их согласовать на мировом уровне, Владимир?

Владимир Милов: Там, с одной стороны, довольно сложная ситуация и огромное количество проблем. Прежде всего, меня лично беспокоит...

Михаил Соколов: Гондурас?

Владимир Милов: Нет, в данном случае меня беспокоит то, какая конфигурация, какое соотношение между ролью правительств и частного сектора сложится в мире после кризиса. Понятное дело, что правительства вынуждены сегодня вмешиваться в экономическую политику более активно, чем раньше, для того, чтобы предотвратить коллапс каких-то системообразующих сфер, например, банковской сферы. С другой стороны, явно правительства по всему миру (кстати, и в России) абсолютно не готовы к тому новому, совершенно беспрецедентному объему регуляторных полномочий и контроля над собственностью, который на них сваливается в ходе этого кризиса. То есть совершенно ясно, что правительство США хорошо автомобили выпускать не сможет, что бы оно ни делало сегодня с «General Motors».
Поэтому, мне кажется, очень важно понимать, что вхождение государства в регулирование экономических процессов все-таки должно в значительной мере носить временный характер, и что на будущее нужно думать о совершенствовании каких-то точечных регуляторных институтов, несовершенство которых привело к нынешнему кризису. Но не надо переосмысливать роль правительств и им не нужно задерживаться в регулировании рынков, потому что, на мой взгляд, это может привести нас к плохим последствиям и длительной стагнации, наподобие той, которую мы видели в странах Запада в 1970-ые годы. Я говорю сейчас, прежде всего, о западных экономиках, потому что от их оздоровления будет зависеть мировой выход из кризиса.

Михаил Соколов: А от России не зависит?

Владимир Милов: Ну, Россия здесь не периферии. Она, скорее всего, будет чувствовать себя примерно так же, как мировая экономика. Вот начнет восстанавливаться мировая экономика – и в России, возможно, будет улучшение. Если не начнет, то шансов на это мало.

Михаил Соколов: Борис Кагарлицкий, ваше мнение.

Борис Кагарлицкий: Мы начали с того, что разные методы разными правительствами используются. На мой взгляд, это совершенно не так. То есть некоторые нюансы, оттенки, детали разные, но в основе лежит один общий подход, а именно – сугубо консервативный подход. То есть: что сделать, чтобы все осталось по-старому, - вот, в конечном счете, подход всех правительств. А дальше какие-то технические мелкие различия...

Михаил Соколов: Ну да, вы за социализм, я забыл.

Борис Кагарлицкий: Да. Дело в том, что когда нам говорят «надо увеличить регуляторную функцию государства», ну, хорошо, надо увеличить. А вот почему ее надо увеличить? И вопрос же не в том, надолго ли или ненадолго, в больших или в малых масштабах. А вот почему возникла в этом необходимость? А необходимость возникла из-за гораздо более глубинной проблемы, а именно – выявилась фундаментальная, принципиальная неэффективность частного предпринимательства как формы организации хозяйственной деятельности. То есть, вернее, она периодически выявляется. И каждый раз, когда это обнаруживается, то роль государства, как инструмента, с помощью которого пытаются эту структуру как-то реформировать, реконструировать, увеличивается. А потом, естественно, когда государство свою работу сделало, то правящие классы говорят: «Спасибо, работа сделана, уходите». И соответственно, государство никуда не уходит как государство, но именно те социально-экономические функции, которые оно берет на себя, они у него отбираются опять в пользу частного сектора, который с радостью занимается управлением, планированием и регулированием самого себя. Ну и как результат мы получаем очередной кризис. Это схема, которая повторяется из раза в раз. И мы ее получили в очередной раз. Скорее всего, кстати, меры, которые будут приняты для решения проблем, будут опять такими же точно временными. Просто другой вопрос, что эти временные меры, по большому счету, ничего не решат.

Михаил Соколов: Так из этого, видимо, жизнь экономическая и состоит. А вы что, Владимир, скажете? Вам сказали, что крах частной экономики произошел.

Борис Кагарлицкий: Нет, я сказал о другом - что выявилась принципиальная неэффективность.

Владимир Милов: Конечно, у меня диаметрально противоположный взгляд на то, что в мире происходит. Конечно, ни о какой неэффективности частного предпринимательства речь не идет. Наоборот, нынешний кризис – это есть следствие плохой политики регуляторов, то есть тех органов, которые как раз вмешиваются в деятельность свободных рынков, прежде всего, эмиссионных центров в ряде западных стран. И прежде всего в США (давайте называть вещи своими именами), которые занижали стоимость денег в последние годы искусственным образом, накачивали рынок избыточной ликвидностью. Я имею в виду политику американской ФРС по систематическому снижению практически до нулевого уровня учетной ставки. Понятно, что именно накопление вот этой избыточной ликвидности привело к возникновению тех пузырей, которые оглушительно полопались, принесли огромное количество убытков банковской системе. Вот вчера вышла, я так понимаю, новая оценка Международного валютного фонда, который до конца 2010 года совокупные убытки от кризиса оценивает в 4 триллиона долларов. Вот все эти финансовые пузыри были созданы благодаря Гринспену и тому, что он вбрасывал в рынок избыточную ликвидность.
Конечно, частное предпринимательство здесь не при чем. Частные предприниматели во всем мире сегодня борются с последствиями провалов регулирования. И как раз надежды на то, что мировая экономика выкарабкивается из кризиса - появились оптимистические прогнозы по 2010 году, они, конечно, связаны с частными инвестициями, с частной инициативой, с тем, что частный бизнес вот эти провалы регулирования все-таки преодолеет. Кстати, не первый раз я наблюдаю диаметральное расхождение во взглядах на кризис. Но я моя оценка вот такая.

Михаил Соколов: Ну, социалисту с либералом не сойтись, конечно.
А что значит решение «Восьмерки» воздержаться от девальвации валют? Оно, наверное, будет выполнено так же «успешно», как лондонское решение о том, чтобы не вводить протекционистские меры, которые активно используют практически все страны, включая и Россию?

Борис Кагарлицкий: Опять же в рамках нынешних правил игры другого выхода у правительств, кроме так называемой «девальвационной гонки», просто нет. Потому что коль скоро вы все-таки воздерживаетесь от радикальных протекционистских мер, то единственный способ повысить конкурентоспособность вашей продукции и защитить свой внутренний рынок, при этом не огораживая его разного рода дополнительными тарифами, - это девальвация валюты. Но проблема-то в том, что мы уже вступили в «девальвационную гонку». То есть, иными словами, если вы девальвируете свою валюту и получите, таким образом, некоторые временные, краткосрочные преимущества, то через какое-то время другие сделают ровно то же самое – девальвируют свою валюту по отношению к вашей, и соответственно, вы дальше проиграете. И мы наблюдали это уже в России сейчас. Осенью произошла очередная сцена из этой же драмы. И я думаю, что осенью мы получим следующий акт опять же по этой схеме. Радикально это ничего не меняет.

Михаил Соколов: Вот Сергей пишет: «Зачем России было зарекаться в отношении девальвации (видимо, вместе со всеми), ведь в случае второй волны кризиса, которая случится в августе (интересно, Сергей знает, когда будет вторая волна), весь резерв будет растрачен в течение месяца?». И знает, как будет растрачен резерв.

Владимир Милов: Действительно, первый этап бурной девальвации рубля, который был во время начальной фазы кризиса, последние 9 месяцев, он, конечно, доверия не прибавляет к политике наших властей. Кстати, российские граждане, насколько я понимаю, поставили абсолютный рекорд среди других стран мира по покупке иностранной валюты в период перед и во время девальвации.

Борис Кагарлицкий: Ну, это как считать. Если на душу населения, то латыши и литовцы нас обогнали.

Владимир Милов: Вполне возможно. Если на душу населения, то да. Но по абсолютным объемам, по-моему, 50 миллиардов долларов, валюты, никто столько не покупал. И это говорит о том, как россияне доверяют политике партии и правительства.
И я согласен с Борисом в том, что «девальвационная гонка» уже идет. И мне кажется, то, что сейчас обсуждают на саммите «G8», это попытка ее остановить.

Михаил Соколов: Но и протекционистская гонка идет.

Владимир Милов: И она началась-то не вчера. Мы знаем прекрасно, что основой бурного экономического роста в том же Китае в последние годы было занижение систематическое курса юаня, с чем американцы пытались бороться и так далее. Конечно, «девальвационная гонка» опасна точно так же, как и протекционизм. И я не такой здесь пессимист, потому что это решение «Большой Двадцатки» о том, что не надо вводить новые протекционистские барьеры, оно, конечно, не выполнено в полной мере, и конечно, много кто вводил протекционистские меры. Но надо сказать, что радикального введения таких торговых стен между странами, и Борис правильно употребил это слово – переход к радикальному торговому протекционизму, его не было.

Михаил Соколов: То есть не Великая депрессия?

Владимир Милов: Конечно, мы не вошли в новый мир, где вновь закрылись границы торговые между странами, нет, конечно, этого не произошло. Я надеюсь, что удастся куда-то вырулить из формирования механизма каких-то наднациональных консультаций по девальвационной политике. И если действительно начнется «девальвационная гонка» в ускоренном режиме, это ни к чему хорошему не приведет.

Михаил Соколов: «Россия – крупнейший поставщик газа и нефти в Европу, поэтому ее пригласили на саммит. Европа зависима от России в плане энергоресурсов. Скоро зима. Кризис неминуем. Да и цены, как мы знаем, повысятся. Мнение гостей в студии», - спрашивает Андрей из Одинцова.

Владимир Милов: Какое-то тревожное настроение у слушателя, как я понимаю.

Борис Кагарлицкий: У слушателя Радио Свобода, не забывайте.

Владимир Милов: Тут, на мой взгляд, намешены в кучу разные проблемы – и возможное наступление второй волны экономического кризиса в России, и всякие энергетические проблемы.

Михаил Соколов: И зима.

Владимир Милов: И вообще Россию-то пригласили на саммит не потому, что она богата нефтью и газом, а потому что нас во второй половине 1990-ых годов приняли в «Большую Семерку»...

Михаил Соколов: Авансом.

Владимир Милов: ...которая стала «Восьмеркой», как одну из крупнейших индустриально развитых стран мира. И дело не столько и не только в нефти и газе.
Что касается проблем, да, конечно, будут. Мы видим, что у нас самих проблемы в нефтегазовом секторе – обвальное падение добычи в «Газпроме» мы наблюдаем, есть перспективы повторения российско-украинского газового кризиса, который зимой пол-Европы заморозил, и мы можем получить вторую серию. Конечно, неопределенностей много. Потому что судя по тому, как наши власти на разные трудности реагируют, ну, неадекватно реагируют они, и проблемы только накапливаются.

Михаил Соколов: «В условиях растущего населения Земли необходимо наращивание производства. И как можно говорить о стратегическом сокращении выбросов? По-моему, это утопия», - пишет Виктор.

Борис Кагарлицкий: Я еще раз говорю, что в таком случае вообще любое изменение технологий – это утопия. Потому что есть замечательный пример, который, кстати, приведен в первом томе «Капитала» Карла Маркса, очень показательный.

Михаил Соколов: Вы марксист, я знаю.

Борис Кагарлицкий: Это не марксистский пример, а просто это факт. Дело в том, что когда попытались ввести ограничение продолжительности рабочего дня в Англии, - кстати, делали это задолго до того, как появились какие бы то ни было марксисты, это были так называемые фабричные инспекторы, которые настаивали на том, что просто надо регулировать продолжительность рабочего дня и ограничить его тогда, по-моему, еще 12 часами, - то дружно все предпринимательское лобби сказало, что это невозможно, потому что приведет к крушению экономического роста, это приведет к обвалу экономики, к падению конкурентоспособности, и английские товары вообще никто не будет покупать. А результат, когда все-таки продавило общественное мнение эту позицию, был прямо противоположным: началось бурное обновление оборудования на предприятиях. Потому что эксплуатация примитивного ручного труда стала менее эффективной, соответственно, начали менять оборудование, начали повышать производительность труда – и начался очень быстрый рост производства и рост ВВП. То есть не линейная здесь логика, все гораздо сложнее, а в другом смысле - гораздо проще.

Михаил Соколов: А нам пишут, что «России потепление явно выгодно – в Сибири будут бананы и ананасы». А вот Петербург затопит, между прочим.

Борис Кагарлицкий: Начнем с того, что бананы все-таки в средней полосе России расти не будут, как минимум.

Михаил Соколов: В Сибири, нам обещал слушатель.

Борис Кагарлицкий: Ну, особенно в Сибири, тем более. Но проблема в другом. У нас вечная мерзлота, между прочим, потаит – и вот тогда мало не покажется. Потому что очень большая часть объектов экономических, энергетических и так далее будет серьезно под вопросом. Это одна из главных проблем, которая для России связана с глобальным потеплением. Потому что Петербург-то дамбой загородить можно, а вот как быть с вечной мерзлотой – это большой вопрос.

Владимир Милов: Особенно в Западно-Сибирской равнине, где, кстати, у нас всю нефть и газ добывают.

Михаил Соколов: Плавучие буровые платформы.

Владимир Милов: Так это же надо переделывать всю инфраструктуру. Они же сегодня рассчитаны, что они на твердой земле расположены. А представляете, если это все затопит, ну, например.

Михаил Соколов: Ну да, дамбы строить.
Сергей интересуется предложением господина Медведева экономить на лампочках. Отменить лампу накаливания старого типа.

Владимир Милов: В принципе, это вещь-то нужная. Но меня здесь беспокоит не системный подход, а то, что выдрали одну вещь из контекста, как у нас очень часто, к сожалению, бывает. Кстати, например, наш Институт энергетической политики несколько лет назад опубликовал большой доклад о том, что надо делать в разных сферах, не только в домохозяйствах, а прежде всего в промышленности, где у нас и сосредоточена основная неэффективность использования энергии. Основные фонды менять, нужно менять строительные нормы, то есть нужно очень много делать всего, и здесь одними лампочками, конечно, мы не решим проблему. Хотя это тоже правильная вещь. Но нужно делать очень много серьезных шагов для того, чтобы энергоэффективность экономики повысить. И это, вообще-то, уже давно было понятно, что именно надо делать. А то, что они только до лампочек добрались, и только сейчас, ну, это, конечно, разочаровывает.

Михаил Соколов: Давайте мы слушателей подключим. Вячеслав из Калужской области, добрый вечер.

Слушатель: Добрый вечер. У меня два коротких вопроса. Вот на саммите сказано, что будет развиваться экологическая энергетика. А имеет ли смысл тянуть наш «Nord Stream» («Северный поток») в Германию и Британию? И через сколько лет он окупится?
И второй вопрос. Традиционно президент США после Москвы посещал Тбилиси и Киев. А поедет ли Барак Обама в молодые демократии?

Михаил Соколов: Давайте с газопровода начнем, по специальности.

Владимир Милов: Этот вопрос не очень связан с экологией. Я лично скептически отношусь к проекту «Северный поток», газопровод через Балтику, ну, по экономическим причинам – он экономически неэффективен. А что касается экологии, то как раз расширение использования природного газа и отказ от сжигания угля в рамках традиционных, старых, грязных угольных технологий – это, вообще-то, хороший путь, это правильный путь. И в этом смысле то, что использование газа расширялось и в России, и в Европе, и в других местах в последние годы, это очень хорошо. И это, кстати, привело к стабилизации выбросов парниковых газов. Потому что, например, газовая станция дает примерно на 40% меньше выбросов в атмосферу парниковых газов, чем угольная стандартная. И даже по статистике нашей видно, что не только в парниковых газах дело, а например, вредные выбросы от электроэнергетики в атмосферу сократились за 10 лет последних примерно на 40% только за счет перехода на газ. Поэтому, в принципе, переход на газ – это хорошее дело.
Что касается поездки Обамы в Украину и Грузию...

Михаил Соколов: Ну, Байден поедет, вице-президент.

Владимир Милов: Мне кажется, что новая американская администрация, конечно, более умную и менее прямолинейно ковбойскую политику будет проводить, но она, безусловно, не откажется от поддержки демократии на постсоветском пространстве. И это, кстати, Обама говорил в своем выступлении в Российской экономической школе.

Михаил Соколов: И территориальной целостности стран СНГ.

Владимир Милов: На мой взгляд, здесь стоит ждать более мягких форм, но содержание американской политики, связанное с поддержкой молодых демократий, оно, конечно, я думаю, останется.

Михаил Соколов: Борис, а что вы думаете о новом курсе администрации Обамы на постсоветском пространстве?

Борис Кагарлицкий: Я думаю, что курса пока еще никакого нет.

Михаил Соколов: Нащупывается?

Борис Кагарлицкий: Нет, не думаю даже, что нащупывается. Это у Обамы довольно низко стоит, мне кажется, в ряду приоритетов. Если еще Россия занимает какое-то место в ряду приоритетов, то я думаю, что...

Михаил Соколов: В рамках ядерного разоружения только.

Борис Кагарлицкий: Не только, а может быть, по ряду позиций.

Михаил Соколов: Ну, транзит в Афганистан, да.

Борис Кагарлицкий: Да. Но Грузия и Украина, конечно, в этом списке приоритетов стоят существенно ниже. Опять же Грузия была важна американцам не только и не столько как плацдарм против России, как, естественно, считают наши патриоты, но, на самом деле, она была нужна еще для другой цели, гораздо более актуальной для политики Буша. А именно, в условиях, когда шла война в Ираке, это был дополнительный плацдарм для США и НАТО в этой зоне. Причем надо же учитывать, что все-таки отношения США с Турцией складываются именно вокруг Ирака не самым лучшим образом. То есть у Турции есть своя позиция по Ираку...

Михаил Соколов: Связанная с курдами.

Борис Кагарлицкий: ...да, она не во всем совпадает с американской. И в этом случае как раз с Грузией очень удобно, потому что никакой своей позиции у Грузии по какому то ни было крупному международному вопросу в нынешней ситуации быть не может. Поэтому иметь еще один плацдарм в Грузии запасной – а почему бы и нет. А теперь, когда все-таки Ирак, в свою очередь, опять же стал для Обамы, конечно, по-прежнему головной болью, но уже с совершенно другим знаком, то есть когда задача состоит в том, чтобы оттуда по возможности выйти, то...

Михаил Соколов: Есть возможность выйти.

Борис Кагарлицкий: Я и говорю, чтобы постепенно выйти – главная задача для Обамы, не войти, а выйти. То я думаю, что и значение Грузии очень резко снижается.
И тут есть еще один момент по поводу молодых демократий. Украину, конечно, надо признавать демократическим государством. А вот насчет Грузии – уж извините, пожалуйста, тут у меня большие сомнения.

Михаил Соколов: Но в отличие от России, там оппозиция проводит массовые демонстрации, открыто действует оппозиционная пресса и так далее. Это разве плохо? Вы же хоть и социалист, но демократ, кажется.

Борис Кагарлицкий: Я вам скажу самую неприятную вещь. Если бы российская оппозиция была в состоянии проводить массовые демонстрации, как в Грузии, пропорционально масштабам, то они бы тоже проходили. Проблема не в том, что в России не разрешают оппозиции проводить демонстрации...

Михаил Соколов: Не разрешают.

Борис Кагарлицкий: Нет, главная проблема в том, что оппозиция не может вывести массы на улицы. Если бы она могла вывести массы на улицы, то, я вас уверяю, так или иначе проблема бы решилась.

Михаил Соколов: А мы спросим сейчас представителя оппозиции, Движения «Солидарность», Владимира Милова.

Владимир Милов: Это старая песня про то, что у нас оппозиция ничего не может.

Михаил Соколов: От Суркова.

Владимир Милов: Я сейчас скажу два слова об этом, но я хотел бы коротко прокомментировать Грузию и Украину. Я уверен, что, безусловно, это будет приоритетной задачей в политике Обамы – не потерять последние страны на постсоветском пространстве, не считая Балтии, которые все-таки имеют шансы сформировать устойчивые демократии. И совершенно ясно, что Америка очень многое провалила по части поддержки демократических процессов на постсоветском пространстве: получила авторитарную диктатуру в Белоруссии, целую цепь авторитарных диктатур в Центральной Азии и при Каспии, авторитарную диктатуру в России. Конечно, если администрация Обамы получит такой результат, как установление полуавторитарных режимов, скажем, в Грузии и какой-то непонятной, коррумпированной, закрытой политической системы в Украине, по типу «кучмизма», я думаю, это не будет очень хорошим результатом их внешней политики. Поэтому они, безусловно, будут озабочены Украиной и Грузией.
И я ситуацию в Грузии оцениваю как далекую от идеала. Там действительно была попытка одного из лидеров «революции роз» Саакашвили узурпировать достижения этой революции, установить полуавторитарную систему. Я вижу, что грузинское общество с этим борется. И мне кажется, что в итоге есть шанс выйти на какой-то национальный консенсус и не допустить тотального сползания Грузии в авторитаризм. Хотя ситуация там тревожная.
Ну а что касается России, здесь я согласился бы с тем, что у российской оппозиции действительно есть репутация, основанная на реальных фактах, о том, что она не может мобилизовать широкую поддержку, потеряла доверие, доказывает свою недееспособность по многим направлениям. Мы сейчас активно с этим боремся. Мы пытаемся сделать многое, чтобы преодолеть разногласия среди демократической оппозиции в России, объединить ее и заставить людей заниматься делом. Это не так просто получается, потому что очень многие привыкли просто болтать и выдвигать какие-то глобальные идеи, и проводить какие-то шумные пикеты вместо того, чтобы заниматься рутинной работой по восстановлению доверия людей. Этот процесс непростой, мы занимаемся им. И вот уже показали, например, на выборах мэрских в Сочи в апреле, что мы можем завоевывать поддержку людей достаточно значимую. Сейчас будет вторая серия с выборами в Московскую городскую Думу, где я, в том числе, пойду кандидатом. Попытаемся, работая с людьми, проводя предвыборную кампанию, доказать людям, что мы на многое способны.

Михаил Соколов: Кстати, тема, связанная и с оппозицией, с опытом оппозиции, и с геополитикой, к чему нас подталкивали, она же тоже обсуждалась на саммите. Это ситуация в Иране. Главы крупнейших держав осудили действия иранских властей, приведших к массовым кровопролитным столкновениям, и призвали отказаться от применения репрессивных мер. Обсуждаются и вопросы ядерной программы. Что вы думаете об этой ситуации в Иране, Борис?

Борис Кагарлицкий: Буквально несколько дней назад я общался с Али Эсбати, это один из лидеров Левой партии Швеции, но родом он из Ирана, он один из той волны иранских эмигрантов, в том числе значительная часть которых были левыми, которые в свое время были вынуждены уехать после установления режима Исламской Республики. И он сформулировал очень интересную позицию. Он сказал, что совершенно уже не важно, кто набрал больше голосов на выборах, потому что эти выборы показали глубинный раскол иранского общества. И даже если Ахмадинежад получил технически большинство, что все-таки не исключено, это, тем не менее, уже сейчас не важно, поскольку видно, что крупные города, молодое поколение в этих крупных городах этот режим не принимают. И с этим надо будет что-то делать. И отсюда вывод, что чем бы это ни кончилось, но возврата к той ситуации, которая была до этих выборов, до конфликта, уже не будет. Общество иранское меняется.

Владимир Милов: Я согласен с Борисом полностью. Я только не чувствую, что это понимают верховные лидеры Ирана, и прежде всего аятолла Хаменеи. Мне кажется, он сделал ставку на примитивный силовой, «тяньаньмэньский» вариант подавления протестных демонстраций. Я не думаю, что оппозиция реально выиграла эти выборы, которые проходили там месяц назад.

Михаил Соколов: Ну, никто не знает.

Владимир Милов: Но это моя личная оценка. И мне кажется, действительно, победил Ахмадинежад. Но совершенно ясно, что глубинный раскол в обществе существует, и значительная, очень большая часть иранского общества просто больше не приемлет этого режима и не может с ним существовать.

Михаил Соколов: А в России может существовать.

Владимир Милов: В России наступит, безусловно, такой момент, когда будут происходить, к сожалению, очень похожие события. И если власти действующие не пойдут добровольно на изменение режима... Мы видим, что Иран не уникален, мы видим, что подобная ситуация была в Зимбабве, когда диктатор Мугабе в итоге был вынужден пойти на то, чтобы дать лидеру оппозиции Тсвангираю пост премьера. В демократических странах тоже складывается история, когда одна часть общества не приемлет те подходы, которые предлагает другая. Поэтому мы видим, например, как возникают консенсусные правительства из власти и оппозиции, как это было в Германии и продолжается до сих пор, где есть большая коалиция.

Михаил Соколов: Ну а где-то народ выходит, как в Прибалтике, в конце концов.

Владимир Милов: Нельзя долго игнорировать ту часть общества, которая не принимает многих подходов, которые проводятся действующей властью. Нужно находить способы для того, чтобы их голос был услышан, иначе возможны бурные события, в том числе и с жертвами.

Михаил Соколов: Татьяна из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Борис, это Татьяна Мацук. И поэтому мой вопрос, прежде всего, к вам, потому что, как вы знаете, моя позиция всегда была ближе к вашей, чем к позиции Милова. Мне кажется, что и Грузия, и Украина, и расширение НАТО, и визит Обамы в Москву по поводу сокращения вооружений – это в значительной степени проблема не политики, а экономики, в том числе и экономики Соединенных Штатов. Народ же потому закупал «баксы» в таких количествах, что нас уверяют, что с экономикой США все в порядке. Но Обама-то понимает, что это не так. Финансовые пирамиды рухнули, с ипотекой большие проблемы, «ExxonMobil» и другие корпорации уже не могут приносить такие доходы по «нефтянке» и так далее.
А отсюда вопрос. Как вы считаете, из прошлой депрессии Америку вытянул ВПК, а сейчас что, кроме ВПК, может вытянуть Америку из экономического кризиса? При таком дефиците бюджета и так далее.

Борис Кагарлицкий: Как раз, между прочим, как ни странно, мы с этого и начали разговор. И вот это постоянное подчеркивание значения новых экологических технологий, с которого, кстати, начал Обама буквально в первые же дни своего президентства, он об этом говорил еще даже до инаугурации в своих программных речах, это же, помимо всего прочего, тоже способ подогреть экономику. Это современный эквивалент той самой кейнсовской политики государственного локомотива, который вытаскивает экономику. Ибо речь идет о том, что государство начинает стимулировать внедрение новых технологий, размещает очень крупные заказы, потому что Обама говорил об очень серьезных энергетических изменениях именно в государственном секторе. И это создает определенное давление на рынок - и начинается экономический рост. Как быстро и каким образом это удастся сделать – это совершенно другой вопрос. Потому что, на мой взгляд, все равно раньше конца 2011 года все эти меры не только не дадут эффекта, а их, по большому счету, не начнут реализовывать.

Владимир Милов: Я категорически отказываюсь рассматривать ответ на вопрос «что вытянет экономику США из кризиса?» в традиционных категориях, типа «может быть, нам ВПК помочь или сельскому хозяйству?», в секторальном разрезе.

Михаил Соколов: Так, как происходит в России, кстати.

Владимир Милов: Я считаю, что американскую экономику будут вытягивать ее сильные стороны, как высокий предпринимательских дух, желание людей заниматься экономической активностью и зарабатывать себе на лучшую жизнь. Будут, безусловно, вытягивать крепкие институты и гарантированная защита прав собственности, и привлекательность для инвестиций. США – самая открытая в мире страна для прямых иностранных инвестиций. Насколько я помню, там накопленные прямые иностранные инвестиции порядка 2 триллионов долларов, и это значительная часть, где-то, если я не ошибаюсь, почти 20 или около 20% ВВП. Конечно, по сравнению с нашим уровнем это совершенно другой уровень открытия. И будет, безусловно, вытягивать экономическая активность населения, производительность труда – вот такие факторы. А вовсе не то, что Обама выберет, в какой сектор правильно вложить деньги.
Я бы рекомендовал, кстати, и нашим властям заботиться о том, чтобы были крепкие институты, высокий предпринимательский дух и хорошая производительность труда в России. Если мы хотим восстанавливаться, нам надо думать об этих вещах, прежде всего, а не о том, как нам с госпомощью поднять ВПК или сельское хозяйство.

Михаил Соколов: И я хотел бы еще одну тему затронуть – о том, кого нет как раз на саммите, правда, приглашенного, но очень важного человека. Ху Цзиньтао не приехал в Италию в связи с событиями в Синьцзяне – вот эти погромы, столкновения между уйгурами и ханьцами. И мне был интересен комментарий одного из людей, которые занимаются этим регионом. Он пишет (сегодня я видел), что «последняя великая империя Земли вступила в фазу надлома. Китаю предстоит теперь защищаться от волн центробежного сепаратизма». То есть не будет геополитического полюса «Россия – КНР», не будет тандема демократии США и Китая, не будет и того, что нам грезят некоторые, что распадающаяся Россия или Сибирь попадет под контроль Китая. Наоборот, Китай начинает распадаться. И потому его нет как раз на этом саммите руководителей Земли.
Борис, ваше отношение к этим прогнозам, событиям?

Борис Кагарлицкий: Я не думаю, что Китай будет распадаться в том смысле, как это трактуют геополитики. Кстати, распад Китая вполне возможен, но в совершенно другом понимании. То есть, допустим, Китай в 1920-1930-ые годы находился в состоянии своеобразного распада.

Михаил Соколов: Ну да, сплошная гражданская война, диктатура генералов региональных.

Борис Кагарлицкий: Совершенно верно. При этом Китай, как геополитическое целое, продолжал формально существовать. Вот была Китайская Республика, и она была примерно на той же территории, на которой находится современный Китай, ну, минус, естественно, Тибет, который фактически существовал самостоятельно.

Михаил Соколов: Кстати, в Синьцзяне была советская республика в это время.

Борис Кагарлицкий: Но очень недолго. При поддержке Советского Союза.
Но я имею в виду то, что Китай, как единое пространство, причем я говорю не в цивилизационном смысле, а именно формально, в политическом, он будет существовать. Но вот что на этом пространстве будет твориться – вопрос совершенно другой. И если Китаю в условиях кризиса не удастся поддержать достаточно высокие темпы экономического роста...

Михаил Соколов: А они снижаются с 10 до 4.

Борис Кагарлицкий: ...то очень быстро экономика Китая провалится в спад. То есть Китай должен либо расти порядка 8-10% в год сейчас, при нынешней ситуации, либо он, наоборот, перевернется и будет уходить в минус. Он не удержится на уровне 2-4%, учитывая демографический фактор, учитывая структуру экономики, учитывая грандиозные диспропорции, накопленные в экономике. И это очень важно. Дело в том, что китайская экономика крайне диспропорциональна, и экономический рост позволял динамически компенсировать эти диспропорции.

Михаил Соколов: Вот это бегство из деревни, которое шло все время, и люди получали работу.

Борис Кагарлицкий: Но как только вы потеряете вот эту ситуацию темпа - это как велосипед, который падает, если вы очень медленно начинаете ехать, - то вы опрокидываетесь в минус. А это для Китая, конечно, катастрофа. И тут много всего разного. Тут и национальный фактор, и региональный фактор, и социальные протесты, и внутренняя борьба различных группировок уже в самой бюрократии - то есть все это выйдет на поверхность.

Михаил Соколов: Владимир, как вы на китайскую проблему смотрите? Действительно ли символично, что нет Ху Цзиньтао?

Владимир Милов: Ну, в каком-то смысле, наверное. Хотя мне не кажется, что правильно экстраполировать нашу российскую историю и реальность на Китай. Я не думаю, что проблема национальных окраин самая серьезная для Китая. Хотя мы видели и в Тибете протесты, и в Уйгурском районе, и возможно, будут во Внутренней Монголии, не знаю. Я считаю разумным то, что Борис сказал. В Китае накопились огромные диспропорции и в экономике, и в социальной сфере, расслоение на богатых и бедных, на богатый, относительно урбанистический юго-восток и бедную многосотмиллионную деревню. И вообще, мне кажется, главная проблема стала в том, что Китай, по сути, превратился в современное капиталистическое государство, которое, на самом деле, управляется довольно архаичным способом, где существует политическая система, абсолютно не приспособленная для балансирования отношений в такого типа новом обществе, еще и при наличии огромных диспропорций. Я думаю, что вот то, что будет происходить в общественно-политической системе в Китае в ближайшие годы, десятилетие, наверное, - это, может быть, одна из самых интригующих линий сюжетных.
И я жду больших перемен, кстати, в связи с приходом нового руководства в 2012 году. Потому что там те кандидаты, которые существуют, ну, кто-то считает их людьми либеральных взглядов, способных, возможно, на новую перестройку и, возможно, способных доделать ту работу, которую Коммунистическая партия не стала делать в 1989 году. Когда ей все-таки общество бросило вызов на площади Тяньаньмэнь и потребовало перемен, тогда они отказались идти на необходимые перемены. Но сама жизнь этих перемен требует. И вполне возможно, что пройдет не так много времени и более консервативная часть Компартии китайской уйдет, придет на ее смену новая, и может быть, мы увидим в Китае перемены.

Михаил Соколов: Заур из Москвы, пожалуйста.

Слушатель: У меня две реплики. Первое. Что касается США, не надо забывать, что в США благодаря инновациям последних 14 лет подряд совокупный продукт на международном рынке занимает первое место и является самым конкурентоспособным. Это по всей промышленности, включая и пищевую, и так далее.
Второе. Реплика по отношению к Грузии. Я очень хорошо знаю ситуацию, и хочу сказать, что мнения выступающих – это было похоже на кабинетные рассуждения, когда они берут просто общие фразы. Я хочу сказать, что там совсем другие процессы идут. Дело в том, что Саакашвили поломал там ту чудовищную коррупцию, которая там была.

Михаил Соколов: Заур, мы поняли.
Давайте про коррупцию. Действительно, даже на «Восьмерке» тоже договорились бороться с коррупцией. Я не знаю, поборол ли ее Саакашвили. Но можно ли бороться с коррупцией в мировом масштабе?

Борис Кагарлицкий: На мой взгляд, абсолютно бессмысленно. Потому что коррупция, на мой взгляд, это типа температуры, которая отражает состояние организма. То есть если вы не адресуетесь к глубинным социальным и экономическим процессам, то вы, в лучшем случае, можете сбивать температуру.

Владимир Милов: Да, похожая аналогия. Я слышал фразу, что коррупция – это не проблема, а это система. А в странах, где коррупция пронизывает общественно-политическую систему, это системное явление. Это проблема, которую невозможно решить посадкой или расстрелом некоторых чиновников.

Борис Кагарлицкий: Хотя иногда хочется, конечно.

Михаил Соколов: Не будьте кровожадным!

Владимир Милов: Кстати, в Китае ведь коррупционеров расстреливают, причем в довольно большом количестве, но коррупции меньше от этого не становится. Китай очень плох по части коррупции. И это, действительно, связано с той неэффективной общественно-политической системой, которая есть, которая предполагает избыточную роль чиновничества, неподконтрольность обществу и ограничение свободы СМИ, которые могут вытаскивать вот эти факты коррупции на поверхность, отсутствие возможности обратить ответственность на руководителей. Но, на самом деле, реально, как ни крути, в демократических странах все-таки коррупции меньше. Поэтому связка с политической системой очевидна.

Михаил Соколов: Виктор спрашивает: «Вопрос к Милову. Что такое справедливая цена на нефть? Можно ли ее принимать голосованием? И спасет ли правительство Путина, если цена на нефть будет этой самой справедливой?». Сегодня – 60 за баррель, чуть меньше.

Владимир Милов: Причем чуть больше чем за неделю на 11 долларов она обвалилась. Но для нас это сейчас не так важно, потому что цена на нефть, если даже и будет чуть-чуть расти, она будет просто продлевать дни жизни...

Борис Кагарлицкий: А она не будет расти.

Владимир Милов: Я тоже считаю, что не будет. Но даже если будет, то она будет чуть-чуть продлевать дни жизни Резервному фонду, но не более того. В экономику эти деньги не попадают – так уж у нас устроена налоговая система.
И справедливая цена на нефть – это та, которая определяется рынком, соотношением спроса и предложения. И конечно, назначить ее словами Уго Чавеса или Медведева, или постановлением «G8», конечно, невозможно.

Михаил Соколов: Но все равно Алексей Кудрин пообещал 1-процентный экономический рост в следующем году. Странно, откуда это все?

Владимир Милов: Кудрин делает какие-то противоречивые заявления в последнее время. И не он один. На мой взгляд, и заявление Кудрина, и заявление Дворковича, и Панкина, замминистра финансов, о бюджетном дефиците на следующий год, и перепалка Клепача, замминистра экономики, с пресс-секретарем Путина Песковым – все это свидетельствует, что серьезный разброд во власти: что происходит и что делать? То есть они, по-моему, просто не отдают себе отчета в той ситуации, в которую они попали.

Михаил Соколов: Ну что ж, будем надеяться, что после встречи «Восьмерки» немножко у них, может быть, что-то прояснится, в конце концов, получат какие-нибудь бесплатные советы от коллег из развитых демократических стран.

Запомните этот день.

Дворкович: в ближайшее время девальвации рубля не будет

Помощник президента России Аркадий Дворкович заявил в интервью телеканалу Russia Today о том, что в ближайшее время девальвации рубля не будет. «Стабильность рубля зависит от стабильности российской экономики и состояния платежного баланса. Мы считаем, прямо сейчас нет необходимости в девальвации рубля, принимая во внимание положительное сальдо торгового баланса и положительный счет текущих операций. Если основные показатели изменятся, возможно принятие каких-то мер, но и они не будут радикальными», - сказал Дворкович. «Прайм-ТАСС»

Обычно так заявляют именно тогда, когда что-то намечается...В пору Бориса Николаевича только так и происходило-вечром заявление, что деноминации не будет, а утром - ... Ну сами помните...

Доллар - и снова в бой?

Курс доллара подскочил до 32 рублей – за пару часов с начала торгов рубль рухнул почти на 30 копеек. Причина в падающей нефти: она опустилась ниже $60 за баррель. Это только начало, к октябрю курс приблизится к 35 рублям за доллар, считают эксперты.
Курс доллара бьет двухмесячный максимум: к 11.00 мск доллар вырос до 32,1 руб., почти на 30 копеек от уровня закрытия предыдущего дня. А средневзвешенный курс доллара расчетами «завтра» на единой торговой сессии ММВБ поднялся до 32,0353 рубля за доллар – на 14,75 копеек.
К евро рубль дешевеет чуть медленнее: курс – 44,7 руб. К бивалютной корзине (включает $0,55 и €0,45) рубль потерял с начала торгов 23 копейки: если в первую минуту торгов пятницы корзина стоила 37,55 рубля, то к 11.30 поднялась до 37,78 рубля.
В паре доллар/евро европейская валюта идет вниз: евро в 11.30 мск торговался на уровнях $1,3940–1,3980 против $1,4020 на конец предыдущей торговой сессии. С начала недели доллар прибавил к евро уже 0,5%. Евро идет вниз на опасениях углубления финансового и экономического кризиса в Европе, сообщает агентство Bloomberg.
Но главной причиной укрепления доллара и ослабления рубля стало падение цен на нефть ниже психологического уровня $60: по данным на 11.15 мск, нефть WTI опустилась на мировых площадках до $59,7 за баррель.
«Чем ниже цены на нефть, тем дешевле рубль», – говорит главный дилер Московского кредитного банка Михаил Парасенко.
«Российская экономика и курс российской валюты сильно завязаны на нефть. А нефть сейчас пошла вниз из-за того, что у инвесторов усиливаются опасения, что скорейшего выздоровления американской экономики не будет», – констатирует экономист ФК «Уралсиб» Владимир Тихомиров. Значит, потребление и, соответственно, спрос на энергоносители не вырастут. Поэтому в преддверии выхода очередной порции макроэкономической статистики на следующей неделе инвесторы заранее стали играть на понижение нефти. За неделю нефть упала уже почти на 7%. А от пиковых значений в этом году в $73,3 за баррель нефть потеряла около 18%.
«Так как движения по нефти за последние две недели были весьма значительными, инвесторы вновь вспомнили про зависимость российской экономики от цен на сырье,
– говорит финансовый аналитик УК КИТ ТРАСТ Елена Гриднева. – И начали продавать рубль к бивалютной корзине: за неделю стоимость корзины к рублю выросла с 36,76 до 37,70».
Другое дело, что сегодняшнее резкое снижение рубля не соответствует тому, насколько упала нефть, считает Гриднева. Поэтому в начале следующей недели рубль, скорее всего, скорректируется вверх. Однако в среднесрочной перспективе на рубль полагаться не стоит, рекомендуют аналитики.
«Мы ожидаем, что нефть к концу третьего квартала может уйти на $50–55 за баррель. А это соответствует 33–33,50 рубля за доллар», – говорит Гриднева.
Купцикевич еще более пессимистичен. «Это только начало длительной волны снижения, которая может продлиться весь третий квартал, – говорит он. – К сентябрю нефть может вновь упасть к $40 за баррель, а пара доллар/рубль приблизиться к 34,0».
А Парасенко не исключает, что рубль может вернуться на январские уровни – до 35 руб. за доллар.